С детства боялась уколов и все тянула с решением привиться. Температура поднялась вечером. Сначала до 37,1, на следующий день – до 37,5.
Так начался мой путь борьбы с COVID-19.
Вызвала участкового врача. Терапевт пришел, прослушал, сказал, что дыхание жесткое, но пока ничего опасного не видит. Прописал мне некоторые лекарства, витамины, обильное питье. Ночью меня охватил жар: градусник показал выше 39 градусов. Снова врач у меня дома, снова слушает, прописывает антибиотики, чтобы, как он считает, не добавилась бактериальная пневмония. На следующий день пришла медсестра взять ПЦР-тест. Испытывая тихий ужас, я ждала результата. Через день анализ был готов, он подтвердил: коронавирусная инфекция.
Все это время температуру сбить не удавалась – она застыла на 39 «с копейками». Пришлось вызвать скорую. Приехав, врачи сделали кардиограмму, измерили температуру, давление, содержание кислорода в крови и повели меня к карете скорой помощи. Сидя в машине и всматриваясь в их усталые лица, я невольно думала: вот и я прибавила медикам работы…
Средняя степень тяжести
Меня отвезли в новый корпус Клинической инфекционной больницы имени С. П. Боткина. Поместили в бокс, выдали кислородную маску, подключили кислород и снабдили массой лекарств, которые я должна была принимать через определенные интервалы времени. Плюс капельницы, уколы дексаметазона, который должен был оказать на мой ослабленный организм противовоспалительное и иммунодепрессивное действие.
Мое ужасное состояние оценивалось как средней степени тяжести. Мучила одышка. Слабость была такая, что еле держала в руках телефон.
Практически сутками я не расставалась с кислородной маской. Дышать было полегче, но сильно удручало то обстоятельство, что нужно было все время лежать на животе, не меньше 16 часов. Чтобы легкие лучше проветривались.
«Было бы хорошо, если бы вы смогли находиться в таком положении как можно больше времени – хоть все 24 часа», – сказал заведующий отделением Владимир Александрович, совершавший обход.
Легко сказать! Лежание на животе часами, когда голову приходиться поворачивать то в одну, то в другую сторону, – та еще пытка. Но я старалась, понимая, что хоть так, но пневмония понемногу будет отступать. И вообще: лучше больше лежать на животе, чем на спине с аппаратом ИВЛ. К тому же, начитавшись разной литературы, я сильно опасалась цитокинового шторма и по этому поводу боялась ночами уснуть. Постоянно спрашивала у своего лечащего врача, грозит ли мне такая тяжелая форма воспалительной реакции.
«Угрозы жизни нет», – говорила мой лечащий врач Ирина Владимировна, а я все равно волновалась и интересовалась, есть ли места в реанимации.
Отмечу, что весь медицинский персонал отличался профессионализмом, доброжелательностью и терпеливостью – врачи, медсестры и медбратья делают все возможное, чтобы спасти больных. Работать в «красной зоне» в наглухо закрытом противоэпидемиологическом комбинезоне целую смену (от 9 до 16 часов) – для этого нужно иметь большое мужество.
«Нам, конечно, тяжело работать: обходишь пару палат и уже надо менять костюмы, – призналась Ирина Владимировна. – А госпитализированных очень много, и каждого надо осмотреть, прослушать легкие, измерить сатурацию, чтобы понимать состояние больного и то, как его лечить».
Долой депрессии
Иногда я вспоминала, как переболевшие коллеги жаловались, что болезнь вогнала их в депрессию. У меня тоже начинались панические атаки, шумело в ушах, была большая слабость, но в депрессию я не впадала. Потому что некогда было – всеми фибрами души хотела выздороветь. К тому же завотделением меня предупредил: если я паникую, думаю о плохом, это может ухудшить течение болезни. «Думайте только о позитиве», – улыбнулся Владимир Александрович, и я запретила себе думать о плохом.
Но как выздороветь, если совсем нет аппетита? Диетологи больницы разработали специальное меню, в которое помимо обычных варено-пареных блюд из мяса и рыбы входили овощи, фрукты, молочные продукты, отвар шиповника. Вначале я шла на «преступление» и ничего этого не ела, а только пила. Но потом усилием воли заставляла себя хоть чем-нибудь перекусить, понимая, что иначе останусь совсем без сил.
Еще один нюанс. Эта болезнь сильно влияет на внешний вид: начинаются проблемы с кожей, появляются морщины, выпадают волосы… Словом, смотреть на себя даже в маленькое зеркальце я не могла без слез. И каждый раз внушала себе: вакцинируйся, если хочешь оставаться красивой.
Спасибо медикам!
«Почему мне не делают компьютерную томографию (КТ) легких?», – интересовалась я у врача, так как была наслышана о том, что всех с подозрением на коронавирус чуть ли не в первый день отвозят на КТ. В ответ услышала: «КТ не влияет на курс лечения. Мы сделаем его позже, когда ситуация немного стабилизируется и картина болезни станет яснее…»
Проведя в больнице месяц, я многое поняла: видела, как тяжело медикам, когда больница заполнена «под завязку». На каждого врача приходилось по полсотни больных. А больные всё прибывали и прибывали. Врачи рассказывали, что теперь уже привозят больных, подхвативших коронавирус повторно, кто-то не успел сделать прививку, кто-то, как я, думал, что пронесет…
Через полгода, когда мне можно будет вакцинироваться, в первых рядах побегу на прививку. Ни за что на свете не хочу больше оказаться на «ковидной» койке.
Фото: Лидия ВЕРЕЩАГИНОЙ
